Полина: до и после. 1
Когда Полина была маленькой, она постоянно
разговаривала. Но это “постоянно” распространялось только на ее маму. Остальные были уверены в том, что Поля малообщительная
тихоня. И только мама уставала от ее нескончаемой болтовни. Однажды она
спросила 6-летнюю Полю: “Ты когда-нибудь молчишь?” На что девочка искренне
ответила: “Так у меня же во рту пересохнет”.
***
Брат научил Полю многому.
Размеренно качать головой, делая вид что
слушаешь, когда тебе неинтересно то, что тебе рассказывают.
Уметь не не выдавать своего присутствия,
спрятавшись в кладовке, когда к брату приходили друзья. Так Поля узнала многое
о взрослой жизни намного раньше своих сверстников.
Носить красный шарф, тогда, когда все носят
зеленый и наоборот. “Потому что вести себя как все, значит, быть как все”, -
говорил брат.
Но любимым выражением, унаследованным от
Костика, у Поли было “Дают – бери, бьют – беги”. Хотя, она презирала что-то у
кого-то брать и уж точно никогда не бежала, когда ее били. Да и брат так не
поступал. Но звучало красиво.
***
Папа Поли очень любил читать. Он читал
везде: в поезде, спальне, туалете, на кухне, дома и в гостях, на скамейке
перед сельским домой полиной бабушки.
Папа читал много и многое, все больше по истории Второй Мировой. Между
предыдущей и следующей книгой он всегда делал недельную паузу. “Книгу нужно
пережить”, - задумчиво говорил папа.
***
Сорин был иностранцем. Странным, невесть
как занесенным в полину страну гением. Такое случается. Встречаешь вроде бы
обычного, уставшего от жизни человека, а
на второй или третий день (а иногда месяц, иногда на пятой минуте) понимаешь,
что перед тобой ОН, гуру. Противный, резкий, наглый, неуместный, но гениальный.
И Поля ему все прощала и впитывала его слова, поступки, запутанную логику
мышления, которая не такая уж и запутанная, как оказалось. Просто большинство
столько или не курит, или не думает. Сорин курил сигары. Но появление идей в
его лысеющей голове шло скорее перпендикулярно, чем параллельно курительному
процессу. В один день гений сказал: “Тебе не должно быть все равно кто тебя
ебет”. Может он и просто так это сказал. А она записала фразу в своем Молескинe
и пометила ее восклицательным знаком, с
жирной 3-секундной точкой внизу и над ней закрашенным треугольником
вместо волнующейся палочки. Это означало “гениально”.
***
Поля очень любила рисовать. Она никогда не
стала бы гениальным художником. У нее было все для неплохого, но чего-то не
хватало даже до хорошего, не то что гениального. Все дело в том, что не она
выбирала что рисовать. А сами объекты ее выбирали.
Она никогда не купила бы картину с цветами.
Ну разве что хорошие друзья подарили бы. Сама же она рисовала только цветы.
Потому что они у нее получались. Легко и
просто. А не мучительно и болезненно как все остальное. Ну а что за художник,
которым руководят его натурщики? Поэтому рисование она забросила. Решила хоть в
чем-то проявить характер.
***
Поля очень любила танцевать. Но только в
одиночестве.
Раньше она танцевала постоянно. Конкурсы,
выступления, поездки. Но потом ее партнера перекупили. Вот просто пришли и
забрали. И полетели к черту все ее медали, грамоты и пьедесталы. А тут она еще
и вымахала выше сверстников. Где такой нового партнера найти? И ушла она к
станку. Балетному. Его уже никто не мог купить.
Многие думают, что Поля вообще танцевать не
умеет. Но она танцует, только тогда, когда совсем плохо. Или очень хорошо. И
когда никого рядом нет.
***
Каждое лето Поля ждала этого разговора. Она
приезжала к матери своего отца и ждала. Этот разговор должен был состояться ни
сегодня так завтра, ни в дождь, так под палящим солнцем. И вокруг обязательно
должны были быть свидетели. Если бы бабушка была актрисой, то была бы только успешной,
признанной актрисой. Она умела держать паузу и говорить так, чтобы услышали в
последнем ряду, простите, на том конце двора.
А разговор был один и тот же. С прописанным годами сценарием: “Ну и как
там твоя мама без твоего папы? Хреново небось? А вот не надо было его бросать.
И у тебя отец был бы”. И все уж знали завязку, наполнение сцены и развязку, но
ждали этого разговора. Поля ждала с обреченностью овцы, которую хочет она не
хочет, но постригут под эрдельтерьера. Родственники ждали с интересом. Ну это
как в зоопарк сходить. Все те же медведь и антилопа в вольерах, зато сходили.
И он каждый раз происходил. Поля уже знала
значение бабушкиного “Ээээ, постой-ка”. Потому что, зовя к столу или прося
чем-то помочь, бабушка никогда не расправляла так плечи и не окидывала взором
весь двор. И Поля готовилась молчать. Благо, делать это нужно было всего 10,
иногда 15 минут. Бабушка, слава богу, не была стайером. Первые года Поля еще
пыталась что-то вставить, превратив монолог в диалог. Но бабушке на этой сцене
нужна была декорация, а не партнер. И Поля научилась молчать.
В конце концов бабушка ее любила. Странной
любовью, которую испытывают к детям разведенных родителей. И подзатыльник не
дашь (как там ее психованная мамаша-разведенка отреагирует?) и не приструнишь.
Бабушкин ежегодный монолог был малой платой
за месяц абсолютной свободы с катанием на мотоциклах, гулянием по кладбищам,
дружбой с теми, кого мама называла “хулиганьем и пэтэушниками”. Ну и в городе у
Поли совсем не было времени на прогулки.
***
Комментарии
Отправить комментарий