Отцу

Я знаю, что Он никогда это не прочитает. Потому что Его жизнь параллельна Интернету. Они никогда не пересекались и вряд ли уже когда-нибудь пересекутся. Жаль, наверное. Потому что для его единственного внука это единственная интересная тема. Может нашли бы общий язык, если бы попытались его найти.

Он  разный.

Он щедрый. Когда мы ехали к бабушке в деревню, по выходу из пахнущего чем-то щиплющим нос дизеля Кишинев-Одесса, Он всегда покупал мне конфеты «Школьные» (грамм 200) и бутылку «Дюшеса», которую мастерски открывал одним движением,  ключами. Где-то далеко в детстве, когда я еще ходила пешком под буфетный стол, тот, что на высокой ножке, Он ставил мне стакан с «Дюшесом» и клал конфеты на подставку для сумок. Чтобы я достала. Я всего пару раз видела потом такие столы. Наверное, Он находил их специально для меня.  

Он научил меня ходить. Быстро, широким шагом, о чем-то думая, в рассчете на большие расстояния. Я помню его размашистый шаг. Его походку враскачку я узнавала издалека. Он шагал через железнодорожные пути как цапля, как-то весело задирая ноги над рельсами. Его нельзя было спутать ни с кем. Он высокий, поджарый, этот в прошлом волейболист-футболист. Он очень походил на смесь всех изображений «перспективного молодого специалиста» и молодого человека с одеколона «Саша».

Он меня прощает. В том же дизеле меня, трёхлетнюю, какой-то мило болтавший с Ним дядя «развёл» на пыжиковую шапку. Он вышел покурить в тамбур, а дядя лихо поменял Его новоприобретение на свое облезшее недоразумение. Для меня рухнул мир. А он даже не ругался.

Он мог меня забыть. Было такое. И я 6-летняя пёрла пешком с Мунчештской на Мира. Допёрла. Что с Ним сделала моя бабушка, рассказывать не буду.

Потом он забыл меня на несколько самых сложных лет в моей жизни. Его не было ни рядом, ни далеко, просто не было.

Он жестокий. И не всегда понимает, что жесток.

Он умный. Очень-преочень. Он что-то там изобрел, то, что есть у каждого из вас в квартире. Какой-то переходник в газовой трубе, заумный в своей простоте. Свидетельство об изобретении захапал себе кто-то другой.

Он научил меня читать, много читать. Помню как меня удивило его возмущение, когда я сразу после завершения одной книги схватилась в следующую. Он сказал: «Книгу надо пережить. Возьми пару ней на размышление». С тех пор я всегда так делаю.

Он разный.

На днях он сделал то, что никогда не делал. Он поцеловал мою ладонь. Меня это поразило. Он мог меня сжать так, что, казалось, что ломаются кости, он мог крикнуть, он мог… Он мог и делал многое. Что-то нравилось, что раздражало. Но он никогда не целовал мою ладонь и не прижимал ее к своей щеке.

Говорят, есть пороги, которые мы переступаем в жизни. Он – этапы. В тот момент я переступила порог. И Он тоже.

Я не хочу, чтобы он БЫЛ. Но, кажется, скоро так будет.

Я тоже никогда этого не говорила. Пап, я люблю тебя.